здравствуй, смеющийся бог, здравствуй, смешной человек, у тебя носки не заштопаны, в планах двенадцать тысяч непроезжих перил, у тебя дырка в затылке, через неё просыпается ересь, не стесняйся, здесь все свои, похлопывает его по плечу, наклонись, собирай; вот твой светящийся бисер, мысли в виде некрупных чудес, расфасовывай по пакетикам, сможешь задешево продавать, хочешь, я приеду к тебе даже раньше, чем в воскресенье, чего тянуть? нет, ну ты что, что ты, я справлюсь и без тебя, подумай только, тут у нас хорошо, например, если задуматься, в центре города даже течет река, можно блевать, топиться, пускать блеклых уточек и странные корабли, вот соседский ребенок вчера из картона выделил целых два отчего ты тогда дурацкий такой, отчего ж у тебя руки не оттуда растут? - это просто неудачно модифицированная генетика, вообще-то я родился синим песцом; если покопаешься в списках, погладишь против спины, так здесь каждый пятый - монстр, вот ведь забавный город! - каждому второму святому шесть лет не раскладывался пасьянс, чего ж так, может быть, пережрали святой воды а я что, у меня всё ничего, вчера нарисовал кузнечика, после боялся спать, ты же знаешь, они живут только в тепле, и, если по-честному, видимо, зиму не проживёт, я думаю, что даже по комнате придётся носить в руках я понимаю, ему отвечает бог, вообще-то, тут у вас все такие, черт бы вас всех побрал; смеётся и задумчиво гладит его по затылку, но против шерсти
известная история, что, когда колонизаторы африки целовали черных женщин, те думали, будто они пытаются высосать душу у них через рот.
думаю, частично это не так далеко от правды, мое желание поцелуя начинается с огромной незакрываемой бездны, которая слишком внимательно смотрит, которая чего-то всегда хочет, только этого никогда нет - может быть, я не против частично подержать чью-нибудь душу внутри, только недолго, точнее, она не против, а потом она ее сблеванет и всё по новенькой.
каждый раз в самой идее это задумывается как что-то более захватывающее. но на самом деле это напоминает просто редкий прием сладенькой пищи, например. когда пару дней не жрал, и нашел конфетку. не то чтобы ты заметил вкус, на такой скорости-то, но вообще, наверное, ты хотел картошки с котлетой, домашняя пища - практически пища богов.
я бы хотел, чтобы конфеты представляли из себя что-нибудь более интересное. поцелуи с почти чужими людьми. может, это как-нибудь и помогает от кромешной такой боли.
вчера я закрыл пост, в котором я плакал словами "спасибо, спасибо, спасибо, если вы меня целовали"
веселая охуевательная пустота! да здравствуют все люди, которые друг другу чужие, и вся картонная очарованность, полная страха, злости и тьмы, и все опасные игры, и вся самая теплая, самая восхитительная любовь к придуманному. всё, восхваляющее и утверждающее одиночество на земле. я смеюсь в припадочках. а еще: да здравствует завоевание огромной полупустой территории, на которой был замечен один красивый цветочек. чтобы завоевать, насладиться ощущением, что цветочек твой, ты крут, всё здорово, а затем уйти навсегда. да здравствуют эти самые завоеватели, перевоспитывающие крестьян, на досуге обучающие их несуществующему языку. просто чтобы не уходить с земли, не отблагодарив ее. да здравствует юный рекрут, влюбленно целующий чужестранную девушку за голубятней. особенно, если они не понимают речи друг друга и просто хотят поебаться.
здорово, здорово, приглашай меня на пироги, подкормим мое самоневъебенное одиночество, смягчим мои неспокойные губы, согреем холодные руки.
я огромная смеющаяся пустота, тебя нет во мне, сколько не ищи - там сплошные драконы, сфинксы, ходячие куски стихий, прочие чудесные чудовища. я смотрю на тебя, мне холодно и даже не так и смешно по большому счету, хотя если подумать - нет, всё же смешно, как обычно.
привет, человечишко, можно, я тебя поцелую за голубятней, и ты увидишь, что я умею быть благодарным
что за чудная веселая боль привет, вкусняшка, горячий комок нервов в кулачочке здравствуйте, невыблеванные стишочки не то чтобы я хотел как лучше - да ни хуяшечки не хотел сложно дышать, трудно смеяться, но уж как выходит
справедливым наказанием за прогулки по трамвайным рельсам (с)
Он улыбнулся. "Знаешь, я уже думал об этом", - сказал он. "Мы приехали сюда, чтобы посмотреть на это ужафное зрелище: люди трогаются умом и блюют на себя и все такое... и знаешь что? Мы же сами такие..."
(с) Хантер Томпсон, но не "Страх и ужас в Лас-Вегасе", а "Дерби в Кентукки упадочно и порочно".
что я буду делать, Джо, когда не найду ответа ни на один вопрос когда не смогу ответить им на удар Джо, они бьют меня по лицу они обжигают мои глаза и я больше не вижу цвета твоих не вижу ни зги
что я буду делать, когда они постучатся в мой дом и всем будет ясно, что нельзя не открыть когда все мои стрелы сломаются одна за другой сломается револьвер
один безразличный бездушный смех, вот что остается, когда проигрываешь войну здравствуй, Джо, они победили, я больше не зверь я обнимаю тебя, я всеобъемлющая пустота.
есть одно правило, Джо – всегда держи порох сухим пересчитывай пули, готовься, держи порох сухим однажды они отвернутся - настанет и твой час даже если ты умер, можешь словить свой шанс иногда для победы достаточно двух минут для воскрешения трупов достаточно поцелуя заранее думай, что будешь делать, когда всё же тебя найдут
честно говоря, это всё дерьмо тьма перенаселена, в кого ни ткнёшь – гуляет во тьме здесь пахнет порохом, Джо, и уже давно. но черта с два меня кто-то возьмёт живым
не ты ли идёшь по белому снегу, хороший, кто, как не ты, идёт по белому снегу, хороший, уходя всё дальше и дальше, прочь от маленького, ограниченного пространства в котором заключено тепло обеих моих рук от круга, где я могла бы до тебя дотянуться от места, которое с натяжкой можно было бы назвать домом
я тебе, тебе говорю: знаешь, силы легко заканчиваются, если тратить, если не сидеть годами на голой ветке, мысленно сообразовываясь с идеей, что ты – птица и небо блюдёт тебя пристальнее, чем прочих, (любит, видимо, больше), а так как никто из нас этим не занят, откуда берутся все наши силы, неимоверные и кромешные, которыми мы ворочаем эти глыбы не ворча не ропща ищем друг друга по снегу могущество иногда заключено в одном слове бывало, произнесешь его – и уже связан как джинн со своей лампой, как бесконечность со своим правилом, как птица, которая садится только на одну руку – которую ей подставишь иногда достаточно первого вдоха чтобы теперь навсегда дышать только этим если уж придумали нас для этого кислорода (глупо ходить по врачам умолять сделайте мне искусственный аппарат переработки ртути я хочу функционировать лишь на ртути и как на кого они на тебя посмотрят? )
и вот мы все чего-то да потеряли у каждого что-то не отогрелось у кого-то текут горячие горячие слезы а кто-то ничего о себе не знает а я иду за тобой повторяю слышишь не забывай пожалуйста чем ты дышишь всё будет как надо поверь ты знаешь всё самое главное чтобы справиться
вот белым белей белее лица белей белены белой горячкой сновидящие больны кому-то снится огромный дом и окольный путь кому-то снится всё как оно и будет а тебе пусть снятся сны из тех которые мы желали друг другу: мол, «иди спать, и пусть тебе приснится площадь в милане» все стоящие в пределах одного круга давно сцепили холодные свои длани как птицы сидящие на одной руке молоко замешанное в большом деле как снег замешан на молоке так хороших снов, и пусть раньше времени не разбудит, как тебе приснится – так оно всё и будет заклинания, написанные для свиста ритуалы под музыку буги-вуги я не уйду далеко, ведь мы заботимся друг о друге так спи, мой хороший
Да мне самому не интересно, что со мной происходит. И я всячески верю, что никому больше не интересно. Ибо нехуй интересоваться всякой хуйней. Вот когда я встану и отряхнусь, можно будет смотреть.
Хотя нет, вот с этого места вполне крутой плейлист.
Всем привет, я разговариваю сам с собой. Когда я писал письма несуществующему лучшему другу в тетрадочку, которая лежит у меня в столе, я объяснял ему, что если я говорю "Привет" посреди текста, значит, я смущен и несчастен.
Теперь только по этим признакам это и устанавливаю
А прекрасная музыка прекрасна всегда, даже когда я настолько плохой