Через один пересчитываются, и оказывается, что блок-то стоял на старой отпетой паперти, и никто не может теперь узнать себя в зеркале. Только и делают, что ходят и причитают: маменьки, они украли моё лицо, посмотрите, ну-ка, смотрите сюда! И все смотрят, а там — гипногусеница, и она выедает глаз, и как раз объедается своим ужином, но она не забыла прочесть молитву перед едой: Боже, благослови улюлюков. И Боже снизошёл до неё и сложил в её рот твой глаз. Теперь будет так, — сказал он и растворился в ночной темноте, помигивая семафором.
На кладбище вообще чего только не случается. И они поют, поют каждый день.