Никто не комментирует мою повесть о Джейн Доу, а ведь я пытаюсь рассказать, как я живу. Лол. Ну вот вам попсы тогда, сегодня чувак кинул мне на стену Лану Дель Рэй и я узнал, кто она такая
третий кусокQAP — Должен ли я слушать ... на ... DF? Слушайте на ... DF. QDM — Сообщите мой курс при нулевом ветре. Мой курс при нулевом ветре ... Рядом с радиоприёмником (точнее сказать, вероятно, это был трансивер, Джек не был уверен) действительно стоял ржавый железный стенд со списком радиокодов со значением вопроса и ответа. Некоторые было не так-то легко разобрать («... атмосферные ...мехи»; «должен ли я... щность передатчика?», «соо... истинный курс» и другие). Внизу мелкими буквами значилось: DF – devil frequency, 13DF-66DF, волны других диапазонов не поддерживаются на данном объекте. Ещё ниже висел «Дополнительный список» с кодами, которые, видимо, использовались не всеми: «У вас что, уши забиты серой?» – «В наших слоях повсюду сера, нихуя не слышно», «Вам не кажется, что в эфире пиздобол?» – «Нам кажется, в эфире пиздобол». На трансивере, помимо кучи неясной фигни, также был тёмный экран, на котором беззвучно мигала зелёная точка. Это отдалённо напоминало морскую или воздушную навигацию, что показалось Джеку любопытным, но ненадолго. — Ох и незадачливый выдался нам денёк, — сказал динамик, когда Джек осторожно включил трансивер. — Вас приветствует радио «Сирена», Джек, мы рады, что вы надели, наконец, штаны. Не пейте воду из луж, не прыгайте с мостов в воду, в остальном же всё хорошо. А теперь послушайте группу «Марианская Глубина». Как только Джек услышал первые звуки, разум напрочь ему отказал.
— Ну ты и лузер, скажу я тебе, — где-то там далеко произнёс Эм Ти. Голова болела, как с похмелья. Ничего более безотрадно продрогшего, чем собственные ноги, в этот момент вообразить было нельзя. — Ну это надо же, не посмотреть, что включаешь, совсем тормозов у кого-то нет. Нет бы покрутить ручечку, послушать простой незамысловатый индастриал блюз для обычных парней из нижнего слоя, так нет же, жопа хочет больших приключений. Это тебе ещё повезло, что сиренушки обитают неподалёку от Моргана, и он заловил тебя на подходе. А то пиздец был бы тебе, знаешь ли. — Что за нахуй, — откликнулся Джек, хватаясь за затылок, потому что страшно боялся его потерять. Затылок же был другого мнения и наоборот, жаждал отделиться и уползти. — Ну как это что. Не знаешь, кто такие сирены? — Не знаю и знать не желаю. Вы же говорили мне, что я в безопасности и не могу встретить никого плохого? — Ну чёрт знает. Вот людей без лица можешь, например, раз встретил Поллитру. Вероятно, очаровательный эффект сиренового пения тоже обходит свою защиту. — Кто такая Поллитра? Я её не встречал, — Джек пришёл в себя настолько, что осознал, что он лежит на постели на чердаке Белого Пса. Покрывало нещадно воняло, но быстро подняться с него не было сил. — Ну как же, как же! А кто окрестил тебя жёнушкой Моргана? Вот как раз она скоро должна ко мне заглянуть, и я спрошу у неё, как так вышло, что она тебя перепутала. Заодно познакомитесь с ней как следует, она чёткая девица. Джек сглотнул ядовитую на вкус слюну и приподнялся на локтях. — Сирены, дружок, это такие твари, которые завлекают чуваков, имеющих уши, и съедают их мозг и сердце, а прочие органы продают. Они им без надобности, — заботливо пояснил Эм Ти. — Иногда они не убивают тебя сразу, а затрахивают до смерти. У нас об этом много анекдотов. — Твою ж мать. — Кончай лежать, уже часа три как валяешься. Пойдём, у меня до чёртиков посетителей, поможешь мне с пивком. — Да без проблем, но я же не вижу их, а они меня. Я даже не всегда вижу, как ты разговариваешь с ними. — А, точно, у тебя же время выпадает. Ну не беда, когда выпадает время — это не так паршиво, как когда выпадают кишки. Морган как спас твою жопу, так до сих пор за тебя переживает, щас кликну его, прибежит, стукнет тебя. Я сам, извини, за такое не берусь, не по моей это части. — Что значит стукнет? И куда это время выпадает? — с подозрением спросил Джек, но Эм Ти уже уковылял на своей механической костыль-ноге куда-то вниз. Джек со скрипом сел на постели, почесал затылок, протёр замёрзшей ладонью мутное лицо и попытался вспомнить, что же произошло. Это был первый раз, когда он потерял сознание; это было словно он заснул и проснулся, только, судя по всему, он не спал. Но вспоминать что-нибудь здесь было похоже на то, как обычные люди в обычном мире вспоминают свои сны: в голове крутится что-то одно, и надо как следует сосредоточиться, чтобы по ассоциации события начали разворачиваться в памяти одно за другим, то и дело норовя ускользнуть из внимания обратно в небытие. Поэтому он закрыл глаза и попытался восстановить, что происходило, начиная с последнего момента, который помнил. Мокро, холодно, он стоит вытянув руки, ему так прекрасно, как не было никогда в жизни, пожалуйста, ближе, ближе Это было похоже на удар в живот, что-то скрутило внутри, и дыхание перекрыло. Буквально как несколько часов назад в разговоре с... — О, ну прекрати, ты же не такой идиот, — звуки шагов стали слышны одновременно с голосом Моргана. — Вот не надо этого, пожалуйста. — Не надо чего? — И без того плохо, что ты понабрался всякого дерьма до того, как начал получать нормальную монету. А ты ещё и экспериментируешь. Совсем ничего не боишься, да? Ну и дурак. Морган достал из-под плаща какую-то скляночку и протянул Джеку. — Пей. А потом повернись ко мне спиной. — И что ты будешь делать? Эм Ти сказал, что ты меня стукнешь, это ещё зачем? — Как хуйню пороть, так смелости полные штаны, а как потерпеть для своего же блага, сразу ссышь. Ну, больно будет, но недолго. Это как первый секс у девиц, — заржал капитан. Джек с опаской выпил жидкость одним глотком – она была совершенно безвкусная, как вода, но в голове что-то прояснилось, по крайней мере, она перестала пытаться разойтись по швам, – и повернулся к Моргану спиной. Внутренне он сжался, ожидая меткого удара кулачищем по рёбрам. — Ну что, добро пожаловать в реальную жизнь, — хмыкнул капитан, и краем уха Джек распознал звук, похожий на скольжение лезвия по ножнам, и только было открыл рот, чтобы уточнить, что происходит, как спину между лопатками пронзила острая боль, и он, забыв обо всём, заорал во всё горло. В глазах сразу же потемнело, руки зашлись в неистовых судорогах, как пауки, не прибитые первым ударом. Джек уже вовсю ощущал, как широкий нож пытается разрезать его позвоночник к хуям, а кровь хлещет во все стороны, как совершенно внезапно всё закончилось. — Ты... только что... воткнул в меня ебаный нож? — часто дыша от ужаса, спросил Джек, обессилено опираясь о колени. — Конечно, я же садист, — в очередной раз заржал Морган. — Ну и что поделать, прозрение навстречу реальности причиняет боль, это так у всех. Скажи-ка лучше, как мир, как звуки? Джек через силу отвлёкся от попыток ощутить хоть малейшие нелады со спиной (как новенькая, только покрылась нездоровым потом), прислушался и осознал, что слышит глухой ропот с нижнего этажа, звон стаканов, шарканье ног. Привычную тишину сменил стандартный аудиофон людной забегаловки. — Что ты сейчас сотворил? — всё ещё пытаясь отдышаться, Джек повернулся к капитану. — Ну самую малость подправил то, что происходит внутри тебя. Надо же тебе когда-то и на люди выйти, а то так и будешь остолоп остолопом. К тому же пора знакомить тебя со всеми. — А почему, кстати, я могу видеть Поллитру, если... — О тёмные воды, и ты туда же, — поморщился Морган. — Не будь как Эм Ти, не называй её Поллитрой, её зовут Половина Луны. Она одна из самых продвинутых людей без лица. Потому и видел.
— Со смертью смешон торг, за ней придёт капитан Морг. Здесь давно суровые стали нравы, например, у этой реки нет переправы. Коли вздумал её перейти вброд, она возьмёт тебя в оборот, — нараспев бормотал Эм Ти, протирая стаканы, выставляя их один за другим в ряд. В Белом Псе был очевидный аншлаг, но когда Джек стал присматриваться к посетителям, его снова прошиб холодный пот, так что он бросил это занятие. Только половина из присутствующих обладала полным набором необходимых частей тела, а у оставшихся было несколько явно лишних. Почти на каждом были узоры, напоминающие те, что Джек видел в городе: какие-то символы, загогулины, иероглифы незнакомого ему языка, не слишком красивые примитивные рисунки, напоминающие раннюю наскальную живопись. В некоторых были встроены какие-то механические и электронные девайсы, и костыль-нога Эм Ти была ещё ничего по сравнению с тем, чем щеголяли местные модники. У одного типа из головы торчали искрящиеся провода. Кто-то заливал пиво прямо в гибкую гофрированную трубу, явно заменяющую пищевод, и Джек не хотел знать, остатки чего виднелись на её ободке. Рядом с Эм Ти с другой стороны барной стойки потягивал джин-тоник совершенно нормальный негр с нормальным саксофоном за спиной. Правда, если присмотреться, начинало устойчиво казаться, что он не первый год на игле. Вид чернокожего брутального мужика пробудил в Джеке недавние неприятные ассоциации. Зато негр был редким человеком без всякой торчащей лишней хуйни и с полным набором глаз, рук и даже, судя по всему, зубов. — О, ну наконец-то, — Эм Ти расплылся в улыбке, и даже костыль-нога издала какой-то непонятный, но, судя по всему, радостный скрежещущий звук. — Поллитра, это Джек, Джек, это Поллитра. Джек опешил. — Морган сказал называть вас Половина Луны, — севшим голосом выдавил он из себя, протягивая негру ладонь, которую тот осторожно пожал своей ручищей. — Всё правильно, — смачным баритоном откликнулся человек-сюрприз. — Я и есть она. — Не сочтите за дерзость, но... — А, ты же нуб, — протянул Половина Луны. — Я просто из людей без лица. И давай на ты, без пиететов. — А как ты выглядишь на самом деле? — решился спросить Джек. Он не был уверен, что это вежливо, но любопытство пересилило. — Ему можно показать, он всё равно идиот, — смешно поджав губы, похлопал глазами Эм Ти. Негр ухмыльнулся себе под нос, огляделся вокруг и тут внезапно плюнул себе под ноги. Славный малый. Сперва Джек оторопел, как обычно, не понимая, что происходит в этом сумасшедшем доме плюющихся нерадивых, но тут он скорее ощутил, нежели увидел, как пространство рядом с ними начало рябить, так что стало сложно что-либо разглядеть. Поллитра сделал какое-то сложное движение руками, и тут Джек моргнул. Ну или ему показалось, что он моргнул, но в следующее мгновение перед ним стояла высокая тощая блондинка с торчащим вверх, как ирокез, белым хвостом, собранном на темени. Брови и ресницы у неё тоже были белыми, что смотрелось, в целом, отталкивающе. — Ну как тебе, — ткнул Джека локтем Эм Ти с довольной улыбкой на лице, как будто он показал фокус. — Ну, в общем, я альбинос, — улыбнулась Половина Луны. Её настоящий голос был неприятно высоким, не в пример басовитым раскатам негра, которым она предстала в начале. Джек не без раздражения отметил, что одежда на ней тоже полностью изменилась. — Очень приятно познакомиться, — он постарался сказать это как можно более приветливо. Про себя Джек решил одобрять всех, у кого частей тела в самый раз. Особенно девушек. — А теперь прости, но я побуду обратно Чарли. Как закончу играть, затусишь обратно с девицами-альбиносами, — Половина Луны подмигнула ему, во мгновение ока становясь негром-саксофонистом, оставила джин-тоник и неторопливо направилась к дальней стене, где висело больше всего тускло светящихся шаров, а потому было лучше всего видно происходящее. — Смотри-смотри, она сейчас покажет всем класс, — потёр руки Эм Ти. Все немыслимые твари земные, собравшиеся в Белом Псе, повернулись к негру по имени Чарли и заткнулись. Явные признаки славы. И тут Половина Луны, прокашлявшись, начала играть, и стало ясно, отчего такой пиетет. Это было действительно здорово. Настолько завораживающих звуков под этой жалкой крышей Джек не мог себе и представить. Кажется, так могут играть только те, у кого не осталось два пенса на всё про всё, и совсем не осталось надежды. Только немножко музыки, да и та вся слишком хороша для этого мира мёртвых и полуживых. Ну, в общем, неясно, то ли играет так, как будто играет всегда, то ли так, как играют в последний раз. — Ну что, как тебе наша местная джазовая звезда? — негромко обратился к нему Морган, появившийся как из ниоткуда. — Очень круто, — оценил Джек. Отвлекаться от звуков саксофона казалось грехом. — Совершенно настоящий Чарли Паркер, и абсолютно бесплатно. Только у нас, только на нижних слоях, — улыбаясь, покачал головой капитан, закуривая свою вонючую дрянь. — А главное, частенько удолбан в такую же хламину, как и оригинал. — Кольцо дыма поднялось в воздух. — Но это же не Чарли Паркер, это же Половина Луны? — Джек нахмурился, пытаясь незаметно отодвинуться подальше, но не так далеко, чтобы пришлось повышать голос с полушёпота. — Ну как знать, как знать, — ответил ему капитан, и он выглядел вполне серьёзным. — Собственно, я думаю, ты никак не можешь убедиться в обратном, пока она – это он. С тем же успехом можно сказать, что это Чарли Паркер умеет становиться Половиной Луны. Такова фишка прокачанных людей без лица. Джек невольно стал вглядываться в глаза саксофониста, как будто пытаясь разглядеть там признаки поддельности или истинности, и в этот момент Половина Луны посмотрел на него в ответ и вновь ему подмигнул.
Когда Чарли закончил выступление невообразимым запилом, все ждали секунд десять и только тогда уже разразились аплодисментами и криками. Многие подходили к нему, пожимали руки и предлагали выпивку за свой счёт. — Почему они все так очарованы джазом? — высказал недоумение Джек. — Не думал, что у вас тут все такие любители музыки. Такие грозные парни. Эм Ти улыбнулся как-то по-доброму и принялся взбалтывать очередную муть в шейкере. На его экране высвечивались в беспорядке какие-то рваные кадры танцев, поцелуев, объятий, случайных человеческих движений, а также полётов и бега. — Ну как тебе сказать, — Морган снова пыхнул мерзким дымом вокруг. — Тут не так много способов почувствовать себя немножко более живым. Это – один из них. И если что, я вполне буквален. Давай, самое время помочь Эм Ти. Джек послушно подхватил пиво, густо прикрытое пеной, и начал разносить по столикам. — О, малыш Джек, я смотрю, ты стал ближе к людям, — загоготал какой-то чувак, у которого вместо глаза была дыра, да и вообще с его организмом творились легкие неполадки. Из разряда «Вот незадача, опять вся кожа слезла нахуй с меня, кажется, я потерял большой палец, правый, с руки, пожалуйста, если кто увидит, верните». — Привет тебе, парень! Джек промычал что-то в ответ и поспешил поставить отвертку на соседний столик даме, которая хотя бы потрудилась прикрыть то, что с ней происходит. Впрочем, одна из рук у неё была механической: состояла из двух железных прутов на шарнире, увенчанных вполне обычной человеческой кистью с подгнившим мясцом. И пруты, и кисть при этом двигались, как живые, не испытывая, очевидно, никаких психологических или иных затруднений. — Принеси сразу вторую, будь добр, — улыбнулась она ему, и Джека чуть не стошнило прямо на неё. Краем глаза Джек видел, как Чарли душевно общается с кем-то, у которого вместо головы гордо восседает отливающий серебром кальмар. Стараясь не отвлекаться на мысли о том, как же этот рыбий чувак пахнет, Джек удостоверился, что Чарли Паркер двигается не как девушка, смотрит не как девушка и ощущается тоже, собственно, не как Половина Луны, а как чернокожий джазмен. Слегка героинщик и неуравновешенный ублюдок, который может нассать тебе на крыльцо, когда ты отвернёшься, или ещё что-нибудь в этом духе, в общем. Не то чтобы он действительно мог объяснить свои выводы, но они показались ему достаточно твёрдыми, чтобы поверить Моргану. Но ведь этот Чарли, или как там его называть, он же подмигнул ему, он ему подмигнул. — Слушай, а расскажи мне всё-таки поподробнее, кто такие люди без лица, — улучив момент, Джек подкатил с вопросом к Эм Ти. Тот, сосредоточенно высунув язык, что-то подсчитывал на бумажке, так что Джек машинально бросил взгляд на экранчик на его животе, где исходили полосами странные черно-белые кадры; полупрозрачная женская фигура, проступающая на туго натянутой белой ткани с ярко очерченными тенями, прикладывала руки как бы к внутренней стороне стекла, и тут Джека накрыло. Он сам находился в этом помещении, совсем рядом, совсем близко, ближе, ещё ближе, гораздо ближе, чем хочется, и так страшно ему не было ещё никогда не в жизни. Совершенно дикий, иррациональный страх, которым хочется исходить из всех пор, которым хочется плакать, который хочется сплёвывать. Им хочется блевать и срать. Только чтобы он вышел из тебя наружу, но интуитивно понятно, что это никогда не закончится, никогда, даже если ты
лежала на полу и странно дёргалась, иногда прикрывая исказившееся лицо ладонью. лежала и дёргалась. повторяла как это грязно, как это грязно, твою мать, твою мать, больше никогда не хочу быть ими. как они могут жить, эти люди, любые другие люди, нет ничего хуже, чем быть не собой. нет ничего хуже. облизала губы. вдохнула. каждый раз я смотрю в зеркало пытаюсь запомнить своё лицо, пытаюсь запомнить своё лицо. даже имя своё записываю на бумажке делаю постоянно татуировки они сходят на второй раз, на каждый второй раз. кожа чиста. шрамы тоже сходят, любые отметки. облизала солёные губы. стала кататься по полу извиваясь как будто её что-то мучает изнутри, страшное, грызёт, выгрызает, сейчас оно вылезет из неё, оно разорвёт её пополам, оно сотрёт её лицо наголо. нет, я не хочу быть как они, они ужасны, ужасны, пожалуйста, пожалуйста, только оставьте меня одну. оставьте одну, я хочу остаться совсем одна. один. мне так страшно, не оставляй меня, нет, нет. пожалуйста, нет. пожалуйста. я всё время забываю всё, я помню, кажется, у меня был друг я любил его что мы делали с ним мы взрывали повсюду свои фейерверки взрывы дома река как же его звали как же его зовут я не помню. я же не знаю его, я соврал, я соврал, я соврал, я никого не люблю никого, никого не знаю. облизала губы, сглотнула, хочу пить. где вода, как же далеко до ближайшей воды, меня мучает жажда, мне страшно. записываю на бумажке, но только не как мне страшно. записываю, что мне больно. не записываю, что меня тошнит с них, тошнит с их простых душ, грубых душ, они здесь вовсе не так тонки, вовсе не полупрозрачны, но всюду более настоящи. мне так страшно, просто посмотри на мои руки, посмотри на мои руки, разве же это мои? не помню. не помню. я ничего не помню не помню ни черта. не помню ни дьявола. дьявол, наверное, тоже не помнит моё лицо. зато я помню тысячи других лиц, всех тех, кого я, из кого я состою, они все вот они во мне, горят, горят, как грехи, как попытки жить, как прорваться по ту сторону стекла, сквозь зеркало, я хочу к вам, хочу настоящую жизнь, хочу быть одной из вас, хочу быть вами. дотроньтесь до меня дотроньтесь до меня, оставьте меня одну, пожалуйста, оставьте меня одну, я хочу научиться быть идеальным зеркалом. вот ваш собеседник. я понравлюсь вам. повторить много раз, чтобы не забыть, триста одиннадцать шестьдесят три, триста одиннадцать шестьдесят три. один, один, спаси меня. один, один. и тут поднесла пальцы к грудной клетке и начала неистово сдирать с себя кожу пытаться выкорчевать из себя рёбра достать своё полупрозрачное сердце говорят такое например у русалок русалки живут там, где много воды. много воды.
— Твою ж мать! — заорал Джек и пустая пивная кружка выпала из его пальцев и оглушительно разъебошилась об пол на тысячи красивеньких маленьких острых осколков. Он закрыл глаза и попробовал отдышаться. Почему с ним всё время случается это дерьмо. Слава богу, что он не она. Что он не такой пустой и гораздо более настоящий. С ним всё в порядке. Он абсолютно нормален по сравнению с этим исчадием ада, этим демоном, который в любую сраную минуту может наброситься на тебя из любого сраного зеркала, сделав вид, что это стекло, а он твой собеседник, а на самом деле он – это просто ты. Нет, нет, он не хотел этого знать. Это лучше просто забыть. И Джек отдышался. — Ну ты даёшь, чо за глюканов схватил? — Эм Ти смотрел на него настороженно и внимательно, как будто увидел что-то чужое и довольно опасное. — Мы пойдём прогуляемся слегонца, — Морган схватил безвольного, оглушенного Джека за плечо, развернул и потащил к выходу. Когда Джек осознал себя, они были уже у какой-то широкой реки. — Второй раз за день, ну что же, — Морган почесал себе подбородок, в задумчивости глядя на исходящее мелкими волнами отражение луны. — Второй раз за день что? Почему вы мне ни черта не объясняете? — в сердцах бросил Джек. — Это ж блять как анальные кары, всё это ваше дерьмо. Я не хочу иметь к этому никакого отношения. — И тем не менее, два раза за день вляпываешься в то, к чему, по твоим словам, отношения иметь не желаешь. Второй раз за день оказываешься здесь, у Стикса. Очень милая речка. Но тебе явно нужно было к воде, ты уж не обижайся, что притащил. Они постояли молча. — Так что произошло, расскажи мне, — попросил Морган. — Я спросил... я всего лишь спросил у Эм Ти, что такое эти ваши люди без лица. Я же правда не понимаю. Я ничего не знаю. Каждый раз я с трудом вспоминаю собственные мысли, что я планировал, что я хотел. Я не помню, как я решаю пойти домой или обратно к Белому Псу. Я не помню, какой алкогольный напиток я люблю, и каждый раз просто читаю об этом на экране у Эм Ти. Как будто если бы он врал мне, я бы смог это понять. Как будто если бы ты врал мне, я бы смог это понять, ха, даже если Эм Ти соврёт мне, я никогда не узнаю. Вполне возможно, я каждый раз бухаю разное и не замечаю этого, а сам думаю, что я консервативен и всё время пью и один и тот же любимый напиток. Я чувствую себя полным слабаком и ничтожеством, я смотрю вокруг и понимаю, что я настолько ни черта не понимаю, что мне крышка максимум завтра, или, скорее всего, прямо сейчас, а может быть, что уже и давно. А тут ещё эти демоны... Её голос был как собственные мысли. Неужели она правда так несчастна. Я не хочу этого, я действительно не хочу, чтобы было так. Как вообще... И тут наконец это ощущение в животе, скручивающее внутренности, бьющее под дых, прерывающее дыхание, взяло своё. Джека как будто парализовало, что-то одним мощным ударом пульса прокатилось из солнечного сплетения до кончиков пальцев рук, до лба, до темени, до части лица, предназначенной для поцелуев, до центра зрачка, как мгновенный взрыв, и тут-то его и стошнило. Большой круглой полупрозрачной монеткой с цифрой 0 на аверсе. — Оу, ну надо же. Вот ты и разжился наличными, — засмеялся Морган. — Ну наконец-то. Весьма впечатляюще. Юный Джек Дэниэлс. Хоть и унылое это зрелище, скажу я тебе. — Что это за дерьмо, ну объясни ты мне хотя бы что-нибудь по-человечески, — обессиленно выдохнул Джек. — Ну как тебе объяснить. Думаю, не так сложно заметить, что на нижних слоях цену имеет только то, что сделано непосредственно из тебя. Это основной ходовой товар, которым ты располагаешь. Можешь продавать части тела, можешь продавать душу. Ну в данном конкретном случае не в буквальном смысле. Эти кругляшки – это твоя валюта, ну скажем так, количественная характеристика твоей жизни, отличной от существования. У многих тут совсем нет денег, как ты понимаешь, они ничего не чувствуют. Деньги, которые ты получаешь, вполне в буквальном смысле сделаны из тебя – они даже различаются, собственно, внешне, как и разные чувства. Обычно останавливаются на одной-двух основных валютах, просто это выгодно. — И что это за хуйня, которую я выблевал? Это ведь типа какое-то чувство? Это сочувствие? — Да нет. Это чувство пустоты, — сказал капитан Морган. Они помолчали. — И я советую тебе перейти на другие валюты. Дело, собственно, даже не в том, что пустота – несимметрично конвертируемая валюта; ну в том смысле, что её нельзя обменять на другую, зато любую другую можно обменять на неё, а это не такое простое свойство, как кажется. У нас-то на этом вполне можно строить успешную жизнь. Нет, дело в том, что... — Морган замялся и посмотрел на Джека, и Джек не понял, о чём подумал капитан, —...в общем, я просто тебе не советую. — Но почему? — Ну хотя бы потому, что я уверен, что ты не представляешь, что с ней делать. Джек отвёл от него взгляд и осознал, что луна в небе – огромная, неестественная луна – нездорово красного цвета; а отражение в воде – почему-то маленькое и белое, каким и полагается быть лунному отражению. Но спрашивать было неохота. — А какой валютой пользуешься ты? — вместо этого спросил он. В ответ капитан молча расстегнул верхние пуговицы плаща и медленно засунул руку себе в грудь. Покопавшись там, он извлёк крупную багровую монету, на вид очень тяжёлую (в то время как Джек с лёгким коробящим чувством осознал, что его монета была почти невесомой). Проведя по ней большим пальцем, Морган развернул её аверсом к лунному свету, чтобы было лучше видно, и Джек разглядел, что на ней написано «5». — Это ненависть, — кратко сказал Морган. — Ну, тут это зовут гнев, или ярость, но это всё хуёвые какие-то названия. — Понятно. А почему ты хранишь деньги в грудной клетке, — почти что без вопросительной интонации и даже без особого любопытства произнёс Джек. — Ну а где ещё, твою ж мать, ты собираешься хранить свои грёбаные чувства? — ухмыльнулся капитан. Джек, в свою очередь, уставился на свою грудь и прикинул, может ли он поверить в то, что его абсолютно нормальная рука войдёт внутрь и положит там на невидимую полочку его первый душещипательный пенс нулевой валюты. Верилось с трудом, но авторитет Моргана заставил его хотя бы попробовать. Внезапно для Джека рука не встретила никакого сопротивления – как будто на месте грудины был просто воздух – и монета тоже как будто бы растворилась. — Сможешь достать её, как только захочешь, — пояснил Морган. — А если я забуду о ней? — Ну значит, не сможешь, что. И Джек решился спросить про луну.
Луна – это единственное, что есть абсолютно на каждом слое. С каждого слоя она выглядит немного по-разному, но Тень как будто бы на всех слоях одна. Тень от луны – это не очень большое, но очень важное место. При достаточном уровне навыка, из любой точки можно выйти на Тень от луны.
— Да, вот теперь-то мне всё понятно, — невесело покачал головой Джек. — Да вижу я, что ни хрена ты башкой не приучился думать. Вот, например, понимаешь ли ты, что то, что ты увидел на экране Эм Ти, а я думаю, что ты туда посмотрел – это и был ответ на тот вопрос, который ты ему задал? — немного насмешливо спросил Морган (но каждый раз, когда он говорил хотя бы немного менее насмешливо, чем обычно, воспринимался как катастрофически серьёзный). — Нет. Погоди, нет. Ты хочешь сказать, что этот пиздец демон, которого я увидел – это... — Да, это наш дружок, ныне умеющий превращаться в кого угодно, например, в Чарли Паркера. Но, судя по эффекту, который это произвело на твои мозги, это Половина Луны в то время, когда она ещё только становилась полноценным человеком без лица. — То есть люди без лица – это полностью слетевшие с катушек демоны в отражениях? — недоверчиво поморщился Джек. И капитан Морган громко, от души заржал.
У меня есть несколько повторяющихся сюжетов во снах. То, что я еду в Минск (раньше было - на Украину), то, что у меня есть какие-то домашние животные (вот сегодня во сне я не только жил в Минске, но блять нашел у себя двух крыс, самку и самца (третья крыса сдохла в процессе ее ловли по квартире), кролика с проломленным черепом, который, тем не менее, был жив и бодр, и охуительную кошку умную дохуя, впрочем, они там все были откуда-то умные, самый тупой был кролик, но у него был проломлен череп, в конце концов, да и вообще я кроликов не люблю), то, что у меня снова длинные волосы и то, что меня убивают (вот вчера меня застрелила сумасшедшая тетка из револьвера, где каморы барабана пустые через один, причем три первых выстрела мне каким-то образом везло, может, она как в русской рулетке прокручивала барабан рукой?), причем, когда меня убивают, я всегда сразу же просыпаюсь, и я считаю, что это страсть как славно, по-моему проснуться после такого правильно.
Пока, значит, за окнами где-то далеко бушует митинг, а я весь день отвечаю на вопросики аля "В каком году родился жан поль хуяк" и зрю свое скудоумие, в соседнем доме был пожар. Вот ведь. Оказалось, что вопросы вида "в каком году стали выпускать хуйваген ебебольф" и другое про машинки и вида "какого альбома не было у популярной киргизской певицы Хуесины Абразины" залила на сервак администрация. Ебать, нет бы по школьной программе, чтобы каждый мог почувствовать себя молодцом, а то сидишь и даже тупым себя назвать нельзя, как будто я ебу вообще про этот гольф и этих певцов всех. Только про Земфиру правильно ответил.
Из этой игры я узнал, что феллах - это с арабского пахарь, рашкуль - это хуйня художника из ивового угля (УСРАТЬСЯ ИВОВЫЙ УГОЛЬ МОДНААА), Стокгольм стоит на сраной куче островов (вообще я нагуглил 14, а чо там было в игре уже не помню, там не успеваешь гуглить по ходу дела, и это правильно), символ решетки также называется октоторп (я знал про амперсанд, астериск и еще что-то знаю, наверное), а йоко-гири это удар ребром стопы, ну и ещё всякую хуйню стыдную, которую, наверное, всех должны знать, в отличие от площади Казахстана и всего подобного.
А, еще этот конквизтадор утверждает, что за время существования битлов у них в составе поперебывало семь человек.
Что-то смотрю я и вижу НУ И ХУЙНИ Я ТВОРИЛ ПИЗДЕЦ ПОЛНЫЕ ШТАНЫ. Мария, зачем, хочу спросить себя я, но я прекрасно помню все эти тысячи слов, которые я говорил другим и писал в бложик, и мне даже сказать себе на это нечего, потому что тут либо впал в пиздец и сидишь в нем ДОВОЛЬНЫЙ В ТЕПЛОМ ГОВНИШКЕ, либо есть хоть какая-то искра душеспасительного разума. Она не спасает нихуя ни отчего, но она даёт шанс. Она говорит вокруг пиздец, но ты ебошь, ебошь. Совершенно похуй на всё, ебошь.
Все эти тонны абстрактных говноизмышлений и говнопрактик - они все о том, как победить свой страх перед тем, чтобы поднять жопу, перед собой, перед потерями, перед честностью аля "я все время себя наебывал непонятно ради чего, я БЛЯДЬ ПОСЕДЕЛ УЖЕ ПОКА ЕБАШИЛ ЭТУ ПИЗДЯТИНУ И ГДЕ НАГРАДА?!" где моя награда, это переходит в злобный скулёж, всегда, и всегда все требуют не того, что им действительно надо, а ну полную хуйню какую-то. закрыть глаза и ничего не видеть, потому что не знаешь, что делать с тем, что смертельно боишься попытаться сделать хоть что-то стоящее. единственный шанс, который я для себя увидел - это ответное нападение, ПРЯМО ЗДЕСЬ ПРЯМО СЕЙЧАС ИДИ ВПЕРЕД ну или делай что-нибудь чтобы потом ебошить если конкретно сейчас не момент. как только блядь сядешь в позу буддиста решишь ну мне ок, мне ок, мне нормально, мне хорошо, МОЖНО БОЛЬШЕ НИХУЯ НЕ ДЕЛАТЬ, это кончится. потому что всё так устроено, еще соломон сказал, что это пройдёт, детка. если не ебошить вперед, то сразу окажешься в жопе. Мир знает, что такое пиздец, и если ты не покажешь миру себя, мир покажет тебе его. Ну как-то так, что ли. попиздую за сигаретками, всем йоу